А что, если он имел в виду, что остерегаться следует его?
Я добежала до дома, изо всех сил стараясь не шуметь, и вернулась в гостевую комнату.
Легла на кровать и стала вспоминать случившееся. Я так испугалась, когда Бен появился в нашем доме, а потом он заставил меня…
Нет. Он не заставлял меня желать его. Его влекло ко мне не меньше, чем меня к нему. И он пытался уговорить меня уйти оттуда: я вспомнила, как на миг даже подумала, что стоит так поступить, но потом отбросила эту мысль. И его это, похоже, удивило.
Я вспомнила, как он меня целовал.
И как я целовала его.
Как я…
Я перевернулась на бок. На руке остался один, всего лишь один серебристый волосок. Он прилип к пальцу, как напоминание о случившемся. О том, что я сделала.
Меня охватил ужас. Не только потому, что я, кажется, поняла, кто Бен такой. А потому, что я помнила его поцелуи, его прикосновения и жаждала их повторения.
Меня влекло к нему.
13
Проснулась я без сил. Я почти совсем не спала, но когда все же уснула, мне приснился Бен. То, что между нами произошло, повторилось, но по-другому. На этот раз спина у него была гладкая, он улыбнулся мне и сказал:
— Теперь со мной все в порядке. Все под контролем, Эйвери, клянусь.
Я дотронулась до него, и…
Потом он задрожал в моих объятиях, прорычал мне на ухо мое имя, я посмотрела на него и увидела серебристый…
Я резко дернулась и проснулась.
Я не позволяла себе произнести это слово, уж не говоря о том, чтобы думать про то, что я увидела.
— Эйвери, — позвала меня Рене.
Я резко встала, и у меня закружилась голова.
— Ты почему до сих пор в кровати?
— Мне нехорошо.
Она подошла ко мне и потрогала лоб.
Я поняла, что она заметила, как я напряглась, когда она ко мне прикоснулась. Я хотела сказать, что дело не в ней, а в том, чем занята моя голова, но знала, что она мне не поверит.
— Температуры нет, — тихо сказала бабушка.
Но я все равно попыталась сказать:
— Рене, когда ты положила мне руку на лоб, чтобы проверить температуру, я не…
— Это не имеет значения, — печально ответила она и потом добавила: — Я надеюсь, мы сблизимся снова. Надеюсь, что ты… тоже хочешь этого.
— Хочу. — Я поняла, что говорю правду. Не только потому, что, кроме нее, у меня на всем белом свете никого не осталось, и не потому, что я видела в ней папу, а потому, что она была моей бабушкой и когда-то я ее сильно любила, а любовь уходит, но не забывается.
Мама говорила это папе. Я все думала: почему? Они же были так счастливы.
Но теперь я была уверена, что поняла, и посмотрела на Рене. Ее отношения с папой разрушились, и я подумала о том, не разбило ли это ей сердце.
— Приготовлю тебе завтрак, — сказала она, поднимаясь. Голос прозвучал довольно спокойно, но взгляд она отвела. — Сможешь пойти в школу?
— Да, все хорошо, — сказала я и встала.
В тот день у меня был всего один общий урок с Беном, самый последний в расписании. Переживу. Всего один-то.
Или уйду. Это я тоже могла сделать: сбежать от него, и все. Проблема решена.
Но я не переставала о нем думать.
К тому же я увидела его, как только вошла в школу.
Я моргнула, пребывая в полной уверенности, что мне померещилось. Но нет, Бен действительно стоял у шкафчиков и разговаривал с какой-то девчонкой. Она улыбалась, пытаясь привлечь его внимание, но совершенно его не интересовала.
Я поняла это, потому что он на нее не смотрел.
Он смотрел на меня.
Смотрел на меня, но потом развернулся и ушел. Девчонка сделала вид, что ничего такого не случилось, и даже крикнула ему вслед: «Пока, Бен! Увидимся», но я заметила, что остальные ребята взглянули на нее подозрительно.
На меня они вообще не смотрели.
И он от меня отвернулся. Вообще-то я собиралась избегать его, а на деле это он бросил на меня взгляд и ушел. Как будто и не было того поцелуя, как будто прошлой ночью мы не обнимались, как будто он не хотел меня.
Я ошеломленно остановилась в коридоре. После того, что я увидела, после всего этого я…
Мне было больно.
Кто-то меня похлопал меня рукой, и я отошла в сторонку, меня снова похлопали, и я услышала:
— Эйвери?
Я оглянулась и увидела Кирсту.
— Привет, — сказала она. — Идешь на первый урок?
Я кивнула, ожидая, что она снова заорет, что я проклятая, или что-нибудь вроде того, но она сказала:
— Эйвери, извини меня, ладно?
Я посмотрела на нее. Мы пошли вместе по коридору, и на меня вообще никто не обращал внимания, как и раньше, и на нее тоже.
Я поняла, почему она снова стала со мной общаться.
— Твои рассказы про меня больше никому не нужны, — сказала я.
Она густо покраснела:
— Я не хотела… Я просто…
— Понимаю, — сказала я, и это была правда. — Ты хотела, чтобы тебя полюбили, как раньше.
— Просто… Эйвери, они стали со мной разговаривать. Я стала им интересна, понимаешь? Мне так хочется, чтобы они относились ко мне, как раньше. — Кирста вздохнула. — Но этого интереса ненадолго хватило, и я не думаю всерьез, что ты проклятая. Просто ты так покрасила волосы, и я… — она смолкла. — Мне, правда, очень жаль.
Я кивнула, и она улыбнулась:
— Все так просто? Ты не злишься?
— Кирста, обо мне судачили с тех пор, как я сюда пришла, — ответила я. — Наверное, я уже привыкла.
— У меня есть кое-какой план. Сегодня утром я слышала такое, что просто крыша едет. Чуть позже я расскажу об этом Джеки, а ты ее знаешь. Если она со мной будет разговаривать, то и все остальные… — Она все болтала, но я уже не слушала.